ДОСЬЕ
Виктор КАЛНБЕРЗ врач-хирург, профессор Медицинской академии, президент Фонда здравоохранения своего имени, лидер Социал-демократической партии благосостояния.
- Родился в 1928 году в Москве, в семье врачей и революционеров.
- Образование высшее — в 1951 году закончил Рижский медицинский институт.
- Проводил операции в Великобритании, Швеции, Португалии, Италии, Болгарии, Венесуэле, Германии, Чехословакии, Афганистане.
- Академик, действительный и почетный член ряда престижных всемирных медицинских институций.
- Герой социалистического труда и кавалер ордена Ленина.
- 1995 г. — избран депутатом 6-го Сейма ЛР.
- 1998 г. — после ареста Арманда Стендзениекса избран и.о. председателя Партии национального прогресса.
ПАЦИЕНТ 007
— Вы сделали множество операций по коррекции пола, восстановлению потенции, занимались пластической хирургией. Какова ваша точка зрения на такие операции?
Формально эти операции кажутся не столь жизненно важными. Многие считают, что без них вполне можно обойтись. И когда я в советское время начал их практиковать, ощущал негативное к этому отношение. Чиновники от медицины меня упрекали, что я вот занимаюсь разглаживанием морщин, в то время как вся страна направлена на выполнение пятилетки. В штыки были приняты также операции по фаллоэндопротезированию. Бытовало мнение, что коммунизм могут строить даже импотенты. Народ считал иначе. И когда в 1972 году журнал "Наука и жизнь" опубликовал небольшую — в три абзаца — информацию о том, что Калнберз в Риге осуществляет операции по восстановлению потенции у мужчин, меня завалили письмами со всех концов Советского Союза.
— Такие операции делались бесплатно?
Разумеется. Ведь все здравоохранение было бесплатным. Более того, я боролся с профсоюзом и настоял, чтобы оперируемым оплачивали больничные листы. Число нуждающихся в таких операциях стремительно росло, и мне дали понять, что это дело надо прекращать.
— Но вы в очередной раз не подчинились?
Мне помог случай. Сижу я в один прекрасный день в своем кабинете, и тут телефонный звонок. Поднимаю трубку, мне говорят — сейчас с вами будет говорить Юрий Владимирович Андропов. Все слышали рассказы о том, что когда Сталин кому-то звонил, люди на другом конце провода вставали. Так вот, тогда я тоже почувствовал внутренний позыв встать навытяжку.
"Знаете, профессор", — говорит Андропов, — у меня есть друг, он занимает такой же пост в другой стране (Ю.В. Андропов тогда был председателем КГБ. — М.А.), ему нужна ваша консультация, может, помощь. Не согласились бы вы проконсультировать его и решить этот вопрос?" Как будто я скажу "нет"...
Прибыл этот пациент, проконсультировался, на операцию сразу не согласился, должен был приехать через какое-то время.
— Он как, лежал вместе со всеми?
В советское время не было люкс-палат. Но мы закрыли одну из палат, сделали там ремонт, поставили холодильник и цветной телевизор, провели международную связь, обеспечили звукоизоляцию, чтобы никто не подслушивал его разговоров. За две недели до операции приходит Борис Карлович Пуго. Посмотрел на все это и сказал, что так дело не пойдет. Ведь в палате не было отдельного туалета. И как же такой важный пациент будет ходить в общий? А если туда еще очередь будет? Короче, за эти две недели была освобождена и полностью оборудована другая комната. Пациент приехал, операция прошла успешно. Юрий Владимирович Андропов и Владимир Александрович Крючков довольны, председатель КГБ Латвийской ССР Лонгин Иванович Авдюкевич отрапортовал. После этого в республике на меня махнули рукой — пусть этот Калнберз делает что хочет и как хочет. Никто никаких препятствий мне больше не чинил.
— Операции по коррекции пола также были бесплатными?
Да. И к этой операции следует относиться очень серьезно. Это тяжелое заболевание. Моя первая пациентка трижды пыталась покончить жизнь самоубийством. Мать спасала. На консилиуме было принято решение — оперировать. Тем более что мать пациентки опасалась, что в четвертый раз она может не спасти дочь, и тоже благословила меня на эту операцию. Хотя я официально неверующий, но перед проведением операции контактировал также со священниками. Одним словом, пациентка пришла ко мне в 1968 году, но операция состоялась только в 1970-м.
— Сегодня вы еще практикуете?
Практикую, но былого ритма, когда я в течение короткого времени оперировал то в Венесуэле, то в Португалии, Италии, Швеции, Англии, Афганистане и т.д., больше нет.
— Сколько сегодня стоит операция по изменению пола, по фаллоэндопротезированию?
По западным стандартам операция по изменению пола стоит от 50 до 70 тысяч долларов. Сумма зависит от клиники, палаты, от того, кому делается операция. Сделать из мужчины женщину проще и дешевле, нежели наоборот. В Москве стоимость таких операций ниже приблизительно на 25 процентов. Я же такие операции уже не практикую.
— Почему?
Это работа целой бригады, у меня должны быть помощники, должен быть анестезиолог, ассистент, лечащий врач и т.д. Раньше я возглавлял медицинский центр и мог призвать на помощь своих коллег. Все мы работали дружной командой. Согласен, что и сейчас можно было организовать команду, но для этого нужно быть не только медиком, но и коммерсантом. У меня же таких способностей нет.
ДВЕ СТОРОНЫ ЗОЛОТОЙ МЕДАЛИ
— Сегодня латвийская медицина переживает не самые лучшие времена. С чем это связано?
Происходящее сегодня вызывает боль и горечь. И я, как врач, как медик, бессилен что-либо изменить. Ситуацию в медицине могут изменить только политические и государственные перемены. Увы, каждая новая политическая сила приходит с хорошими намерениями и обещаниями, но на деле становится только хуже. Сегодня по финансированию здравоохранения мы отстаем не только от стран Европы, но даже от своих соседей — Литвы и Эстонии.
— Можно ли было избежать развала медицины?
Конечно. Во-первых, многие научные структуры в медицине нужно было сохранить. Например, я предлагал правительству сохранить Институт травматологии и ортопедии. Не в том виде, как он был в советское время, а сохранить хотя бы клинические разделы науки. Многие структуры научного учреждения, проблемные комиссии, ученый совет, можно было сохранить даже на общественных началах. Скажем, хирург зарабатывает деньги, оперируя больных, а на общественных началах является директором института или председателем ученого совета. Если разумно подойти к этой проблеме, то можно было сохранить и научные, и медицинские структуры. Но поступил политический заказ на ликвидацию.
— Какое отношение медицина имела к политике?
Самое прямое. Если бы Институт травматологии был создан Карлисом Улманисом, то его бы не трогали. Но так как он зародился на базе советского военного госпиталя, его надо было стереть с лица земли. Да что институт, сколько больниц позакрывалось, некоторые преобразовались в общества с ограниченной ответственностью. Разумеется, сама по себе такая форма хозяйствования не только имеет право на жизнь, но даже может очень эффективно работать. Но в моей специальности, скажем, нет головного учреждения, что очень неразумно. А если, например, больница травматологии, имеющая высокопрофессиональные кадры и богатый опыт, попытается давать какие-то советы больнице в Валмиере или в Лиепае, как это воспримут главврачи этих больниц? Они справедливо скажут, что вы такое же ООО, как и мы, и нечего тут нами командовать. Нравится нам это или нет, но без участия государства построение оптимальной медицинской структуры невозможно.
— Где взять недостающие деньги на финансирование медицины?
Ну, во-первых, сегодня у нас уже появилось немало людей, не только осознающих цену здоровья, но также способных и готовых заплатить эту цену. Для тех же, кто еще не достиг такого уровня благосостояния, можно было ввести обязательное страхование здоровья. Ведь гражданскую ответственность автоводителя мы страхуем. И ничего, привыкли.
— Но у нас уже существует страхование, разные полисы...
Они абсолютно бесполезны. Вот я, например, человек старой закалки, я покупаю себе полисы на всякий случай, потому что не хочу зависеть ни от детей, ни от государства. Но большинство покупают полис за две недели до плановой операции. В результате на операцию больного, заплатившего пару десятков латов, тратится пара тысяч латов. Но невозможно потратить больше денег, чем имеется. И больницы прекращают прием плановых пациентов. Результат таков, что человек имеет полис, а использовать его он не может. И очереди на плановые операции растягиваются на 3-5 лет. Нынешняя государственная политика столкнула двух нищих — нищего врача и нищего пациента. Само же государство стоит в стороне и наблюдает за поединком пациента с медиком.
ОСТРЫЕ УГЛЫ БЕРМУДСКОГО ТРЕУГОЛЬНИКА
— Вы были очевидцем войны в Афганистане. В каком качестве вы там присутствовали?
В Афганистане я работал не в советском госпитале, а в Центральном военном госпитале Народно-революционной армии Афганистана. То есть я должен был полностью доверить себя афганцам. Вокруг не было ни одного русского, даже моими телохранителями были афганцы. Там мне было присвоено звание генерала. Как ни странно, но пока я работал в госпитале, мы все жили очень дружно, и между нами не было ни малейших конфликтов. Когда же настало время моего отъезда из Афганистана, начальник госпиталя и еще один генерал с грустью признались, что теперь между пуштунскими и таджикскими представителями госпиталя опять возобновятся противостояние и конфликты.
— Точно такие же противоречия сегодня раздирают Ирак, где также несут службу латвийские воины...
Этнические и клановые связи на Востоке имеют очень большое значение, и в этом отношении Ирак является еще более сложной моделью, нежели Афганистан. Жаль, что американцы, с позором выгнанные из Вьетнама и Кореи, не вынесли никаких уроков из этих поражений. Более того, они вовлекли туда и латвийских солдат. Боюсь, что добром это не кончится. Это большой недостаток нашего предстоящего членства в Евросоюзе и НАТО. Там нас можно будет призвать воевать в любой точке земного шара, которую эти организации посчитают стратегически важной.
— Неужели все так однозначно? Ведь Германия и Франция в иракском вопросе наглядно продемонстрировали собственную позицию?
Вы знаете хотя бы один пример, когда Латвия проявила собственную позицию? Есть у Журавлева хороший анекдот про то, как на базар, где наркотиками и спиртиком торгуют, приходит покупатель и спрашивает: не продает ли кто Родину? Ему отвечают: нет, у нас только спиртик и водочка. А вот в дальнем углу базара бабуся одна сидит, она-то как раз Родину продает. Подошел покупатель — тысячу предлагает, сто тысяч, — бабуся ни в какую. Когда же покупатель миллион предложил, бабуся со слезами на глазах говорит ему: "Ладно, доставай деньги, продам тебе Родину. У меня ведь вторая есть". Вот так и Вайра Вике-Фрейберга в "оральном" зале Белого дома единолично заявила, что Латвия, видите ли, готова вместе с американцами воевать в Ираке. Вполне возможно, что эта готовность была проплачена. Одним словом, треугольник Америка—Восток—Европа может оказаться для Латвии Бермудским треугольником.
— Но ведь в большой политике во всем мире деньги играют огромную роль...
Торговаться можно по-разному. Помните, американцы предложили Турции разместить на ее территории свои войска? Миллиард пообещали. Те засуетились — продавать Родину или нет. В конечном итоге предложили компромисс — разместить не позволим, а воздушный коридор предоставим. Это торг.
Вайра Вике-Фрейберга тоже, хотя бы ради приличия, могла сказать, что вернется в Латвию и поставит предложение Буша о присоединении к антииракской коалиции на голосование в Сейме. А она сразу готова на все. Пойди теперь докажи — это было желание выслужиться или же финансовая сделка?
ВЗВЕШЕННЫЕ РАССУЖДЕНИЯ ОДИОЗНОЙ ЛИЧНОСТИ
— Вы довольны вашей профессиональной карьерой?
Осмелюсь сказать, что как врач я состоялся. Разумеется, во многом благодаря тем возможностям, которые мне щедро были предоставлены. Это и бесплатное образование, и широкие возможности постоянного профессионального совершенствования, которые позволили мне стать кандидатом и доктором медицины, профессором, академиком — и Латвии, и России. Мне посчастливилось многие операции делать не только впервые в Латвии и впервые в СССР, но даже впервые в мире. Я всегда старался в медицине быть не просто исполнителем, но творцом. Мне это удалось.
Правда, были в моей жизни и другие периоды, когда меня хотели потопить, объявить психически невменяемым, лишить возможности заниматься медициной и новаторскими поисками, например, в той же области операций по изменению пола.
— Можно ли сказать, что вы реализовали себя и как политик?
Увы, мне не удалось привлечь своими политическими убеждениями столько сторонников, сколько хотелось бы. Я пережил несколько сильных разочарований. Меня жестоко обманывали. Например, во времена Народного фронта Дайнис Иванс, Маврик Вульфсон и другие меня попросили выступить перед русскоязычными, объяснить им, что Латвия — наш общий дом, что мы все будем равны, все получат гражданство и прочее. А я им задал вопрос: а вы отвечаете, за то, что это произойдет на самом деле? Разумеется, они давали гарантию, что все будет именно так. А что получилось в итоге?
Сейчас я тоже уверен, что многие не выдержат той шоковой терапии, которая ждет нас при вступлении в ЕС. Однако убедить в этом я не могу.
— Вас пригласил в свою партию Журавлев...
Да, он одиозный человек, любит пошутить, но стоит мне начать обсуждать с ним проблемы, как я убеждаюсь, что наши точки зрения очень похожи.
— Например?
Например, относительно русских школ. Я латыш, но мой родной язык — русский. В 1918 году мои родители из-за своих революционных убеждений были вынуждены покинуть Латвию. Воссоединение семьи произошло в 1941 году. Тогда я впервые увидел своих бабушек, деда. Я совсем не знал латышского языка. Куда мне было идти учиться, в какую школу? Разумеется, я пошел в русскую школу, которая находилась на Красной Двине. Вы думаете, эта школа была открыта советской властью? Ничего подобного, она там находилась и раньше, при Карлисе Улманисе. Нынешнее правительство пытается сделать из русских идиотов. Для них важнее воспитывать людей, знающих язык, нежели математиков, физиков, химиков, одним словом, специалистов. В конце концов, процесс образования осуществляется и на деньги русских налогоплательщиков, и они имеют право на выбор.
[
Модрис Аузиньш для
"Коммерсант Балтик", опубликовано в сокращении ]