Секс в национальном стиле

Кронберг – автор эротической прозы. Куда захотел, туда свою героиню и положил. Как захотел, так ее и поставил. Кронберг - мастер столь широкого профиля, что найти его произведения можно где угодно: и в изящно изданном в Латвии эротико-политическом дневнике, и на сайте «Помойка.ру». Мужики нечасто трепятся о сексе. Но не подбить Кронберга на беседу было глупо. Вдруг я в свой сороковник еще чего-то не знаю? Вдруг читатель «Патрона» что-то для себя упустил? Скрестим нефритовые стебли - Артур! Я специально попрошу женщин это интервью не читать. Так что давай начистоту. Зачем ты эротическую прозу пишешь? У тебя что, не стоит? - Спасибо за заботу, старик. Пока все в порядке. Хотя не скрою, писать эротику вредно для здоровья. Если писать, не возбуждаясь, то мало шансов, что это будет стоящий текст. Если я сам от описанной сцены спокоен, чего читателю в ней искать? - Тогда ответь, почему так страшно далека эротическая проза от народа? Столько совокуплений в единицу времени! Читая, рискуешь заработать комплекс неполноценности. Все герои - сплошные половые гиганты. - Это же очень просто. Эротическая литература – такие сказки для взрослых. Если описывать секс, как он есть, в духе соцреализма, ничего более унылого представить себе невозможно. Мы однажды с приятелем-фотографом поставили спонтанный эксперимент. К нему в студию пришла раскованная пара: хотим фоторепортаж о своем сексе. Хотите – имейте! Они улеглись на кушетку, стали заниматься любовью, а мы это покадрово засняли. Потом посмотрели фото – боже, я ничего скучнее в жизни не видел. Такое занудство. Секс изнутри хорош, а внешняя его сторона малоэстетична. Потому эротика, порнография без постановки - ноль. Это относится и к слову, и к картинке. Иногда говорят про порно: фу, как шокирует, слишком натуралистично. Черта с два! Если это шокирует, если натуралистично – значит, режиссеру здорово пришлось попотеть, значит, сказка для взрослых удалась. - Но некоторые из этих сказок выглядят слишком сказочно. Я, когда читал твой рассказ про бабу, бегающую у озера в гидрокостюме, а ты ее догонял и трахал – слушай, ну я умирал со смеху. Что это может вызвать, кроме хохота? Представь, твоя жена, громко шлепая ластами, входит в спальню. Тебя это возбудит? - В том рассказе я больше прикалывался. Просто этот текст не попал в твою систему фетишей. А вот фаната резинового секса может и зацепить. Опытные любители эротической литературы всегда ищут авторов со схожими вкусами – чтобы резонировало. Моя сексуальность ведь совсем необязательно совпадает с твоей. Мой градусник, допустим, показывает 90 градусов, а у тебя – 0. - Слушай, ну мы же оба мужики. Как может, что у тебя 90, а у меня – ноль? Все по большому счету одинаковы... - Не скажи. Ты спрашивал, зачем я в эротические писатели пошел? Ради приключения – расширить свой жизненный опыт. В этой сфере приходится с людьми много общаться. Я бы никогда не узнал, сколь причудливы могут быть сексуальные переживания. Вот ты, например, в курсе, что есть такая штука, как зонтики? - Что?! - Рассказываю! Сижу в редакции - я тогда в один эротический журнал писал. Приходит письмо. «Я не интересуюсь женщинами». Ну, думаю, бывает. «Я не интересуюсь мужчинами». Хм, это уже любопытный вариант. «Меня возбуждают только зонтики». Еду знакомиться. Мужик живет на Югле. В квартире у него кладовка, битком набитая зонтиками – исключительно женскими. На двери огромный замок висит. Я говорю: а замок-то зачем? Ох, отвечает, ну не могу же я на них все время смотреть. Перевозбуждаюсь! – Ты придумал! – Я письмо принесу! Да, его зверски заводят зонтики. Причем именно те, которые открываются автоматически. Каким способом он их любит, я не спросил. Побоялся, честно говоря. Мы больше говорили о романтичной стороне его любви. Оказывается, есть расцветки и модели, которые оставляют его равнодушными. А есть такие, что мимо пройти он просто не в состоянии. Он делился: «Вам этого, конечно, не понять. Но когда в дождливый день я смотрю со своего четвертого этажа вниз на улицу – это для меня как жесткое порно!» Ну что ты – ха-ха-ха! А представь его одинокую, окруженную зонтиками, старость... Любовные пипелькоки - Так ты стоял у истоков эротической журналистики в Латвии? - Это было в конце восьмидесятых, чокнутое время. Прорезался чудак с идеей первого в Союзе эротического журнала. И все мне – давай-давай, ты же можешь писать! Я извлек из стола какую-то мерихлюндию, которую писал, когда мне хотелось возбудиться или соблазнить подружку. Мы ее тупо замакетировали и отпечатали в виде неразрезной газеты в Доме печати, в типографии ЦК КПСС! Весь многотысячный тираж тут же разлетелся по всей стране, приезжали коробейники из Омска, Томска. Потом мне прислали из Владивостока ксерокопию нашего чудища – его там дальше копировали и продавали. - Я помню это качество печати: руки чернели после чтения. - Точно. Поэтому я окрестил эти полугазеты-полужурнальчики чернотиками. Все тексты писал сам – эротических рассказов, кроме рукописной толстовской «Бани», тогда просто не было в природе. Забавно, что издатели требовали эротику, похожую на перевод с иностранных языков. Дело в том, что любая свобода, политическая, сексуальная шла тогда с запада, и пахнуть должна была по-западному. Нельзя было написать «Иван забил пулю Марье», читатель бы этому не поверил, ведь у нас секса не было. А вот «Джон факнул Мэри» -- это да, это подлинное. Благодатнейшее было время для мистификаций. Помнится, я придумал мадам Сабурди, яркую скандальную парижанку, якобы приехавшую в Ригу, чтобы дать нам волю и секс. И однажды в редакцию заявился журналист из московского «СПИДинфо» -- на полном серьезе брать у мадам интервью. Пришлось сказать, что она уже отбыла. - И тебя ни разу не ловили на вранье? - Да ты что, читатель жаждал быть обманутым. Помню, написали мы с соавтором рассказ, тоже как бы иностранный. И там во время интимного ужина героиня, чтобы разжечь у любовника желание, приготовила ему шикарный ужин, в том числе и «бангкокские пипелькоки». Эти пипелькоки мы просто придумали, резвясь. А потом в гостях у очень респектабельной семьи я услышал, как хозяйка с горечью высказывалась: мол, хорошо им там на Западе, можно легко купить отменные пипелькоки, а у нас, если и найдешь, так ведь будут не те. Я был поражен, что такая почтенная дама может читать наши опусы. В другом рассказе мы расписали один колоритный персонаж из Экваториальной Гвинеи, ну и ... Дальше была такая фраза: «Ее синий халат был весь залит оранжевой спермой». Мне показалось, это очень красиво: оранжевое на синем. А вскоре один приятель мне уже снисходительно втолковывал: ты, старик, наверное, не в курсе, а у этих, из Гвинеи сперма-то - оранжевая! - Почему эти чернотики так и не выродились в «Плейбой» латвийского розлива? - Это очень интересный вопрос. Я был уверен, что эротическая литература здесь будет развиваться. Но все постепенно скукожилось. Я -- первым в истории латышской литературы – написал книгу эротических рассказов. А потом 2 тысячи экземпляров продавал 4 года. Хана! Недавно был в издательстве: беретесь печатать эротическую литературу? Мне честно сказали – мы провели маркетинговые исследования, максимум, что можно продать, экземпляров 600. - Только не втюхивай, что у латышей не идет на ура эротика. А как же успех дневниковой прозы нашей «дрянной девчонки» -- Вейдемане? Или вот новая эротическая писательница – Рукшане. Тоже пользуется спросом. - Вейдемане – это не эротика, а скорей светская хроника, в стиле журнала Privata dzive. А Рукшане – женская проза, слегка эротизированная, так, чтобы приятно пощекотать обывателя, но не шокировать его. Ты сам-то Рукшане читал? Ну это звучит примерно так: «Я встретила его. Когда-то я переспала с Янисом, и вдруг вот он, идет мне навстречу под руку с Алдоной. А я с Эриком. Я посмотрела на него, я помню его бородку, его манеру спать на боку, поджав ноги...». Ну и так далее. Какая тут эротика? Зато когда одно издательство перевело и издало на латышском языке «Эммануэль», оно потом не знало, как избавиться от тиража. - К чему ты гнешь, не пойму? Что у латышей нет интереса к сексу? - У латышей с сексом все в порядке. Но! У нас очень маленькая страна. Каждый латыш тесно завязан в социуме. Если бы ты был латышом, я бы скорей всего знал – за кем замужем твоя сестра, с кем работал твой отец и на каком хуторе живет твоя тетя. И еще – покупаешь ли ты в магазине книги вроде «Эммануэли». У каждого латыша есть в деревне тетя, которая будет шокирована, если узнает, что ее племянник покупает такую литературу. И даже если она не будет шокирована, то станет опасаться, что это шокирует ее соседей. - Ну так издавал бы свою эротическую прозу по-русски! Латвийские русские в социуме так не завязаны. А если брать Россию, так там вообще всем по фиг, что ты покупаешь. - Я и издал. Книгу в серии «Бульвар крутой эротики». На русском языке. В Москве. - И как? - Кинули... Запридух и его друзья - Вот ты одинаково легко пишешь по-русски и по-латышски. А разница между этой эротикой есть? Или ты сам себя буквально переводишь? - У этих рассказов ничего общего. Видишь ли, в эротических текстах на латышском может быть очень много аппетитной языковой игры. Латышский – он такой немножко архаичный, очень метафоричный, слегка тинистый. Каждое слово вызывает массу ассоциаций. Сразу представляешь себе мох, сосны, камни... - На камнях не очень удобно, на мой вкус. - Тебе этого не понять. Той густой сети эротических ассоциаций, которую можно создать, чтобы читатель буквально в ней купался. - А почему, собственно, мне не понять? - Да потому что в русском языке, хоть он велик и могуч, для эротических переживаний есть либо холодные медицинские термины, либо мат. И примкнувшая к ним феня: «лохматый сейф», «шмонка», «пустить хорька», «шмендеферить». Но это же звучит ужасно. С души воротит. Как от прозы Баяна Ширянова и Сорокина. Я считаю, что эротическая проза -- как «Книга о вкусной и здоровой пище» -- должна вызывать аппетит. А какой аппетит может вызвать нынешняя постлиндермановская газета «Еще» с матерными заголовками в полстраницы? Разве что рвотные позывы. - Но, погоди, есть еще всякие «норки», «пещерки», «киски», «ракушки» - Это переводное, калька с английского. Звучит искусственно и категорически не приживается среди родных осин. Я и некоторые авторы пытались обратиться к корням. Есть старорусские слова «куна», «шунка», «кунка» -- это женский половой орган. «Запридух», «пуцька» -- мужской. Но эти слова трудно ввести в современный городской контекст. Да, в русском языке большие проблемы с эротическим словарем. Даже эротические пословицы и поговорки на русском языке впервые собрал Даль. Ты в курсе, что он датчанин? - А у латышей с эротическим словарем проблем, значит, нет! - Есть, но гораздо меньше. Когда-то Кришьян Барон собрал множество дайн... - Ты, кстати, в курсе, что он – Егорович?!! - Барон был ученым, поэтому ему, как и Далю, в голове не пришло подвергать народное творчество цензуре. Он разложил дайны по тематике. Там оказалась замечательная эротика, с таким простым отношением к делу, с юмором. Здорово! Знаешь, почему когда я пишу эротику по-латышски, у меня нет проблем с терминами? Да потому что латыши никогда эти слова не употребляли как брань. У латышей нет мата, как явления, оттого эти слова и не загажены. Если я говорю kūsis или pipele, то это не мат. Но на русский их перевести можно только матом. Многим народам не пришло в голову превращать сексуальную терминологию в бранную. В немецком языке все самые страшные ругательства связаны с прямой кишкой, с отправлениями организма. В испанском – с религией, богохульством. И только у русских табуированная лексика почему-то вся сконцентрирована вокруг полового акта, да еще с ближайшими родственниками, как говорится, через семь ворот, с присвистом. - Что?! Нас, р-р-русских, трогать!!! - Да не рви ты на себе рубаху. Я ведь про неприличные дайны еще не дорассказал. Когда Барон их собрал, это были времена царской России, публикация невозможна. Так они и остались в музее в знаменитом Шкафу Дайн. А когда началась атмода, один мужик с хорошим бизнес-чутьем сообразил, что на этом можно заработать. И издал эротические дайны огромным тиражом. Их раскупили в считанные дни, парень заработал серьезные деньги. Они стали стартовым капиталом, сейчас он вообще магнат. Так вот, самое забавное, что он не латыш. Его родной язык – русский. И книжечку, благодаря которой он поднялся, он ни разу не читал. Пугливый де Сад - Ты мне вот что скажи: Фрейд для тебя вождь и учитель? - Зигмунд -- потрясающий чувак, который сотворил массу мифов, в которые сам верил. Есть, конечно, зерно в его теориях. Глупо отрицать Эдипов комплекс. Глупо не соглашаться, что чувственность человека формируется в раннем детстве, лет до трех. Но толку, что мы это знаем! Мы по-прежнему остаемся дико зажатыми. Вот ты, например, можешь попросить жену – слушай, ну надень, пожалуйста, синие панталоны с начесом, они были у моей воспитательницы в яслях, когда она нагнулась и я в первый раз в жизни испытал сексуальное переживание? Можешь? - Не могу. - Вот видишь! - Но я терпеть не могу панталоны с начесом. Такие были у нашей школьной уборщицы, мерзкой шапокляк, которая вечно нас закладывала завучу. И я никогда ее не вожделел. Уж прости. Так вышло. Если ты из-за этого считаешь меня ханжой, тем лучше. Тогда я решусь на ханжеский вопрос: «Лолита» – аморальное произведение? - Конечно, нет. Ты с ума сошел! - По-твоему такое может написать не педофил? - Думаю, Набоков конечно же испытывал сексуальную тягу к особому типу девочек, которых называл нимфетками. Но это вовсе не значит, что он педофил. Осторожней в терминах! Педофил – тот, кто реально отоваривает малолетних. Это криминальный термин. А тут искусство, блестящая литература, фантазия. У многих из нас бывают фантазии, которые плохо уживаются с уголовным кодексом – но за мысли ведь не судят? Знаменитый Льюис Кэролл любил двенадцатилетних девочек голыми фотографировать. И что теперь? «Алису» запретить? - Но «Алиса в страна чудес» -- невинная сказка. Тогда как текст «Лолиты» вредоносен. Кто-то начитается, распалится ... - Слушай, я вот рассказал тебе про зонтики. Стоит ли мне теперь опасаться, что у тебя что-то с этими зонтиками будет? Не верю, что человека можно сделать с помощью романа педофилом или гомосексуалом, если он таковым не родился. - А Дидро в «Монахине» говорил, что есть пагубные знания, которые людям знать совершенно не нужно. - Мне трудно тягаться с Дидро. Но я с ним не согласен. Ты предлагаешь скрывать от людей, что есть лесбийская любовь? Групповой секс? Тогда придется кастрировать большую часть мировой культуры. Сафо на фиг сожжем на костре. А что делать с японскими гравюрами? С китайскими яшмовыми шкатулками, где так тонко вырезаны эротические сцены? Ну не будь таким варваром, пожалуйста! Из-за царской цензуры Герцену с Огаревым в свое время пришлось издавать «Русские заветные сказки» Афанасьева в Лондоне. Позже КГБ изымало Камасутру наряду с диссидентской литературой. Что у тебя общего с царской цензурой и КГБ? - Если мир лишится словесных упражнений теоретика садизма, то только выиграет. - Я тебя умоляю! Ты всерьез уверен, что маркиз де Сад был таким монстром? Почитай его биографию. До взятии Бастилии он сидел. А потом его выпустили и назначили присяжным революционного трибунала. ЧК – говоря современным языком. Он заседал, рядом коллеги – не садисты какие, положительные ребята, революционеры выносили непрерывные смертные приговоры, гильотина работала, не просыхая. И маркиз де Сад не выдержал этого зрелища, ушел. Это он в своих произведениях – пытки, кровь, ля-ля-тополя. А на самом деле де Сад гораздо менее кровожаден, чем эти ребята из Конвента. Не надо путать литературу с жизнью. И кто потом запер де Сада в сумасшедший дом? Наполеон! Этот стервец, к которому приводили даму, не испрашивая ее согласия. Император писал бумаги, дама лежала на кушетке, заголившись, ждала. Наконец сир бросал перо, шел, не раздеваясь, громко бряцая шпорами – вот ведь фетиш какой интересный, он явно специально бряцал, возбуждало его. Наваливался на даму, делал свое дело за минуту, вставал и уходил. Государственная случка. И этот человек нравственней, чем де Сад? Может тогда и Овидия вычеркнем из мировой культуры за «Науку любви»? Ты не читал? Напоминает советы стилиста: «Если ты слишком худа, надевай потолще одежду. И посвободней раскинь складки, повисшие с плеч», «Ножку нескладного вида обуй в башмачок белоснежный. Голень, что слишком худа, всю ремешками обвей» -- и так три книги, все гекзаметром. И император Август, которому любовниц пачками таскали во дворец в крытых носилках, у которого дочь оргии закатывала, счел «Науку любви» развратным произведением. Сослал Овидия в Молдавию, где бедняга и умер. Давай тогда и Гоголя – в тот же костер. За пропаганду некрофилии: все эти русалки, утопленницы, панночки. Многие авторитетные литературоведы отмечают, что у Гоголя красивая желанная женщина всегда мертва и холодна. А в жизни у него и вовсе женщин не было. И Брюсов туда же! Ату их! В тени Баркова - Ты можешь определить по тексту эротического произведения национальность автора? - Хм... Довольно часто. Если это японцы – то там сексуальные игры какие-то запредельные. Нам не понять. Придумать такое эротическое искусство, как кинбаку – связывание. Или пытку сосков. Создать категории для мастеров: кто замечательно связывает, кто связывает еще лучше. Культура жестокости, от которой они тащатся. А вот у французов - полная противоположность: легкость, фривольность, радость жизни в каждом слове. -- Говорят, слава французов, как пылких эротоманов, крепко преувеличена. - Может истинного эротизма в них и мало, но тот, что есть, они подать умеют. Я был в Париже. Выходим с женой из отеля на Монмартре. Едет маленькое «пежо». Притормаживает. Опускается стекло, высовывается улыбающийся француз и говорит: «Мсье, у вас очень красивая мадам». Я офигеваю: «Что?». Он повторяет. Я нормальный человек, но у меня сохранилась реакция советского гражданина – позыв сразу дать в морду. А тут ситуация развивается как-то непонятно. Он говорит: «Хорошего вам дня, мсье!» И уезжает. А я стою ... - ... как оплеванный. - Ну да. Мы не привыкли. Это очень приятное проявление эротизма, умения наслаждаться жизнью, дарить комплименты. Такая ситуация могла иметь место только во Франции. - Ну а русская эротика? - Ты же опять начнешь обижаться. Конечно, я ее отличу. Там обязательно будет какое-нибудь охальничание, сексуальный стеб. Русский эротизм держится на трех китах – Барков, охальные частушки, поручик Ржевский. - А «Гаврилиада»? - Во-первых, это очень навеяно французской культурой. А во-вторых, «Гаврилиада» - озорной антиклерикальный выпад, не более того. Лучше уж тогда вспомним пушкинское «Тень Баркова». Александр Сергеевич ведь считал этого похабника, исключенного из духовной семинарии за кутежи, «одним из знаменитейших лиц в русской литературе». Хотя, согласись, произведения Баркова не про дон жуанов и не про таинство страсти, а про сексуальное свинство. Почему они вошли в историю? Да потому что русская эротическая литература – это не столько эротика, сколько половое хулиганство. Огарев говорил: «В каждой похабной эпиграмме вы найдете политическую пощечину». Он считал, что для русских похабная поэзия – политическая поэзия. Русские таким образом показывают власти фак. И Корней Чуковский ему вторит: «Русская порнография – это не просто порнография, как французская или немецкая, а порнография с идеей». - Тогда вот тебе стихотворение Пушкина про вакханку «Когда виясь в моих объятиях змией, Порывом пылких ласк и язвою лобзаний Она торопит миг последних содроганий!...», ну и так далее, ты начитанный. Объясни мне его с политической точки зрения! - Не доводи до абсурда. Нормальная любовная лирика. Пронизана чувственностью, но это не эротика. Кого это может сегодня возбудить? Подростка? Так его и так все возбуждает. Мне в 12 лет анатомический атлас казался крутейшим порнографическим изданием. Если же говорить о Пушкине, то он, как многие в русской литературе, страдал рассогласованностью чувственности и нежности. Женщина у него либо «чистейшей прелести чистейшей образец», либо блядь. Скажи, ты можешь трахнуть «чистейшей прелести чистейшей образец»? - Ну если только хорошенько подпоить его амброзией. - В том-то и дело. Потому Пушкин и двуличничал: в стихах писал про гений чистой красоты, а в письме – конкретно, матом, что он делал с Анной Керн. Вот где русские проблемы с эротикой начинаются. И у Тургенева то же самое. Создатель бедной Лизы, типажа чистых интеллигентных девушек, написал в поэме «Поп»: «Люди неразумны, право. В ребяческие годы мы хотим Любви святой возвышенной направо, Налево мы бросаемся, крутим, Потом угомонившись понемногу Кого-нибудь е...м – и слава Богу». В русской литературе этот маятник непрерывно качается – женщину то идеализируют, то топчут. Середины почти нет. - Есть! Бунин, «Темные аллеи» -- сильная штука, согласись! - Как литература – да, высочайший класс. Но как эротическая литература – слушай, ну это же неаппетитно. «Ее маленькие груди с озябшими сморщившимися коричневыми сосками повисли тощими грушками, прелестными в своей бедности». Включи этот текст в школьную программу – и рождаемость упадет на поколения вперед. Розовая пантера - Твои рассказы читают женщины? - Редко, и слава Богу. Журнал «Пантера» загнулся в свое время, потому что был ориентирован на женскую аудиторию, а это для эротического журнала смерть. Женская порнография – это розовые любовные романы. Попроси женщину описать свою сексуальную фантазию, и она понесет сусальную муру, как ее кто-нибудь мускулистый соблазняет под водопадом или уносит на руках в серебристый закат. Причем водопад или закат женщина опишет очень ясно, а вот насчет момента соблазнения – станет мямлить. - Что-то фрейдистское? - Да глупости! Просто у женщин во всем, что касается эротики, глаз не сфокусирован. Никакой конкретики. Лишь бы красиво... - Ты же баб не любишь! А еще эротический писатель. - Я не люблю? Неправда. Просто с горечью сознаю, насколько разной сексуальностью мы наделены, какая бездонная пропасть между нами. Женщины мне как раз доверяют. Я женских исповедей услышал больше, чем любой психотерапевт. - Чего ж тогда они твои рассказы покупать стесняются? - Это все ханжество общества. Можно написать детектив, где главный герой задумал и осуществил убийство собственной мамы, разрезал труп на кусочки, пропустил через мясорубку, сделал котлеты и съел. И это выйдет, будет опубликовано и никто не заставит продавать такое творение в специализированных магазинах или в непрозрачной упаковке. И мужчины, и женщины станут это покупать и читать, не пряча обложку. А вот эротическую литературу наш народ покупать стесняется. Вывод? Общество секса боится больше, чем убийства. Мне это кажется странным. - Ничего, вот мы с тобой всех окультурим, и народ не Пушкина, и не маркиза глупого, а Кронберга с базара понесет. Погоди! Е-мое, мы же не определили главное. В чем разница между эротикой и порнографией? - Закон дает четкое определение. Но тебя ведь не это интересует? Лично я большой разницы не вижу. На мой взгляд, эротика – то, что служит стимуляции воображения. Порнография – то, что служит стимуляции гениталий. Поэтому настоящее порно – это производственный роман. Точней, рассказ. Текста должно быть ровно столько, чтоб мужчине хватило возбудиться и быстренько довести себя до оргазма. - К чему такая спешка? - Ты забыл? Ему еще женщину из-под водопада в серебристый туман тащить! [ Евгений Азарин, латвийский журнал для мужчин "Патрон", декабрь 2004, оригинальное название - "Секс его ремесло" ]