Детство моего собеседника прошло в Московском форштадте на улице Элияс. Семья поселилась на этой улице сразу после возвращения из России — в 1920–м. Ригу они покинули во время Первой мировой, а после того, как Россия признала независимую Латвию, вернулись в родной город. На Элияс у дяди Дмитрия был собственный дом. Вот к нему и приехали. Отец Дмитрия — выпускник Рижского политеха, вскоре устроился в министерство земледелия инженером.
Своих специалистов Латвии не хватало, поэтому никаких заморочек с "перфектным знанием" латышского не было. Жили в достатке — отца повышали по службе, рост и заработок: со 180 латов он возрос до 400. Большие по тем временам деньги. Тем не менее съезжать из "русской слободы" в немецко–латышский центр и не думали. В форштадте чувствовали себя в родной стихии.
— Окна кухни выходили во двор, и я видел все, что там происходило, — вспоминает старожил. — Кто только ни приходил туда — точильщики, стекольщики, шарманщики. Шарманщиков дети ждали с особым нетерпением. Мелодии были вроде незатейливые, про чижика–пыжика и что–то в этом духе, но на плече шарманщика всегда сидела обезьянка. Любой желающий мог загадать у нее свое счастье. По команде хозяина она тут же лезла в ящик, который был у него за спиной, и лапками доставала бумажку. В ней и было написано, что вас ждет.
Расплачивались с шарманщиком прямо из окон — во двор летели завернутые в бумажки сантимы.
Шарманщик был частым гостем, а вот точильщик появлялся от силы раз в месяц. По словам моего собеседника, это был незаменимый человек. Точил не только ножи — топоры, бритвы. У него было с собой складное приспособление с тремя каменными колесами. Для каждого инструмента — свой камень. Услуга стоила 20–30 сантимов.
К необычным для сегодняшней Риги визитерам относились и стекольщики. Стекла у них были в небольшом деревянном ящике, который носили на плече. Ремонт солидных окон форштадтцы заказывали в мастерских, стекольщики ремонтировали по мелочам. Меняли окна в форточках, на чердаках, в погребах.
— Дмитрий Иванович, а за старыми бутылками кто приходил? — интересуюсь у старого рижанина.
— Их сами сдавали в магазины. А магазинов тогда окрест было видимо–невидимо. На Московской что ни дом — то магазин. Чаще всего я бегал в хлебный — на углу Элияс и Дзирнаву. Он принадлежал Барановым. Богатейшие были люди — жили в Старом городе около Армейского экономического магазина (ныне универсам "Центрс") и по всему городу имели небольшие магазинчики. А напротив нашего дома была мукомольня — туда съезжались на ломовых лошадях и мешками вывозили муку".
Старый рижанин вспоминает и врачей, которые жили на форштадте и не раз буквально вытаскивали людей с того света. Вызов врача на дом обходился тогда в два лата, визит к врачу — лат. Цены почти те же, что и сегодня, но отношение врачей к пациентам не сравнить.
— Помню, как однажды поздней осенью, находясь в командировке, отец при обследовании болота провалился в трясину, — рассказывает Дмитрий Иванович. — Сильно промок и простудился. Домой приехал уже с высокой температурой, кашлем. Вызвали доктора Курочкина, он определил воспаление легких, двухстороннюю пневмонию. Думали отправить отца в больницу, но Курочкин взялся лечить сам. И через две недели поставил больного на ноги. Правда, приходил обследовать и выслушивать папу почти каждый день, составляя и выписывая лекарства по собственному рецепту.
Работало до войны и Общество русских врачей, одной из задач которого была помощь малоимущим. Малоимущим помогали и различные благотворительные общества. Создавались они для оказания реальной помощи, а не отмывки и прокачивания денег, как нынче. К примеру, у Рижского благотворительного общества на Рижском взморье в Яундубулты была летняя детская колония, в которой отдыхали дети из бедных семей. Почетными членами этого общества состояли известные предприниматели, фабриканты, купцы — Антиповы, Поповы, Кузнецовы, Камарины, Камкины, Майкапар, на пожертвования которых оно и существовало.
Мой собеседник вспоминает кинотеатры форштадта. На небольшом отрезке Московской улицы — от Ильинской до Католической — работало целых три киношки — "Юнона", "Венус" и "Маска". В "Юноне" во время антрактов проводились женские поединки греко–римской борьбы, однако затем их запретили. Зрители, а порой и судьи, становились чуть ли не сами участниками баталий, дело доходило до массовых потасовок…
"Маска" же вошла в историю другим. Для привлечения зрителей владелец придумал нестандартный ход: одел несколько мужиков в чертей. В масках с рогами и оскаленными зубами они бегали по улицам и предлагали прохожим программу новых фильмов. Но вышла неприятность: одну из прохожих — старушку при виде "чертей" хватил удар. После этого городские власти запретили такую рекламу, и вскоре "Маска" обанкротилась.
— У друга моего детства Коли Герасимовича была своя лодка, — продолжает старожил, — на которой мы катались по Даугаве, заезжая на острова Закю, Либиешу, Звиргзду, ловили рыбу, купались, загорали. На Звиргздусала находилась городская купальня, вторая была у понтонного моста. Купаться можно было везде — вода была чистая. Иногда вместе с отцом Коли Яковом Агеевичем мы ставили на большой Даугаве у острова Звиргзду шнуры на живца, по сто крючков. На следующее утро их вытаскивали. Однажды нам попался длиннющий угорь — больше метра. Перемучились со скользкой рыбиной изрядно. И все же принесли улов домой. Зато потом целую неделю ели ароматную уху".
Среднее образование Дмитрий Иванович получил в Правительственной гимназии, которая находилась в Московском предместье, на улице Гайзиня — в здании, где в советское время был строительный техникум. Вот каким запомнился Анохину директор гимназии Гербаненко. "Будучи приверженцем национальной России, он старался сохранять ее дух и в своей гимназии. Как–то раз один из учеников старшего класса принес на 1 мая красный советский флаг и водрузил его в своем классе. Такое необычное происшествие произвело негативную реакцию, и виновный был вызван к директору, который заявил ему следующее: "Один раз мы уже потеряли Россию, неужели вы хотите, чтобы мы потеряли ее во второй раз еще и здесь?" Гербаненко очень любил украинские песни. Эту слабость хорошо знали учащиеся и старались использовать в своих интересах.
Поэтому, когда им было необходимо добиться исполнения какой–либо просьбы, они просили его послушать украинские песни, которые сами с воодушевлением исполняли. После этого успех почти всегда был обеспечен".
В июне 1941–го, когда начались массовые аресты, семья моего собеседника тоже сидела на чемоданах, но Советы их не тронули. Возможно, по той причине, что молодой специалист Дмитрий Анохин в 1940–м был направлен в Военно–строительное управление, которое разместилось на углу Валдемара и Элизабетес. Надо было спешно реконструировать и расширять аэродром в Спилве, чтобы он мог принимать советские четырехмоторные брмбардировщики…
Во время войны Дмитрий с родителями остался жить на форштадте. Вот что он вспоминает. "Как–то поздно вечером я возвращался домой от своей знакомой, жившей на Католической улице. Согласно установленному комендантскому часу гражданским лицам по городу можно было передвигаться только до 9 часов вечера. Когда же я спешил домой, было уже около 10 часов. На Садовниковской улице неожиданно повстречался с группой вооруженных полицаев–шуцманов, шедших на дежурство в гетто. Все охранники были пьяными. Старший из полицаев, в чине лейтенанта, сразу же, грубо схватив меня за руку, заорал хриплым голосом: "Ты что здесь шляешься по улицам в комендантский час? Я могу тебя за это расстрелять на месте!" — и выхватил для устрашения пистолет. Другие охранники уже окружили меня плотным кольцом. Ну, думаю, дело дрянь. И впрямь с пьяных глаз затащат в гетто. Назвав лейтенанта капитаном, я принялся доходчиво объяснять, что задержался у любимой девушки, с которой не так легко было вовремя расстаться. Мое объяснение удовлетворило его и он, ткнув меня в бок пистолетом, велел немедленно убираться домой, что я поспешно и сделал, благодаря судьбу за то, что ушел живым от пьяных головорезов…"
Илья Дименштейн
"7 секретов"