Не висит камнем на шее эта подчинительная, сковывающая приставка, подразумевающая зависимость от кого-то или от чего-то, ставящая в положение соседа по коммуналке, к которому гости ходят без приглашения. «При» подчеркнуто вежливо отбросили, сознательно забыли в последнем десятилетии прошлого века.
Но ведь Балтика от этого не вышла из берегов, не уплыла к экватору – и ближе нам моря нет. А значит, все-таки При-Балтика. Только уже не она при нас, а мы при ней. Научились и в гости ездить по приглашению, и за визами в посольства ходить, и называться иностранцами. А когда нас спрашивают, где отдыхали летом, говорим просто: «В Прибалтике». И понятно сразу: не в Польше, не в Германии, не в Финляндии, Швеции, Дании, а где—то тут, совсем рядом. Там, где все еще понимают по-русски, где сохранились кафе-стекляшки типа «Турист», где так же, как в Крыму или Сочи, можно снять комнатку или койко-место, где точно знают курс рубля по отношению к своей валюте, где везде крутят российскую попсу и где, самое главное, люди, свободные от приставки «при», интересуются нашей жизнью.
Но тот, кто сегодня ездит в Прибалтику, любит ее не за приметы прошлого, которые, как призраки, скрываются в подворотнях Вильнюса, кривоколенных переулках Таллина, «хрущобах» Риги. И не потому, что надоели Кипр, Греция, Турция, Египет или Сейшельские острова. Прибалтика всегда была специфическим развлечением для людей с тонким вкусом и склонностью к меланхолии, она была деликатесом, который может порадовать гурмана, но оставить равнодушным человека, просто любящего поесть. Прибалтика – это, если так можно выразиться, туристическое пространство переходного периода, специальная зона для «загадочной русской души», сплошное пограничье, где всегда можно быть своим среди чужих или чужим среди своих. И потому мы всегда при ней. А другого такого места нам не дано.
Так в командировку не ездят. Чтобы все 16 часов дороги, обмениваясь друг с другом незначительными фразами, думать про себя о том городе, в который ты едешь по служебной надобности. Так волноваться как-то даже неприлично, несовременно что ли.
На красивом и чистом Рижском вокзале совсем мало народа. На табло только две живые строчки – Великие Луки и Рига. Милый, уютный, недавно отремонтированный вокзал – и за весь день только два поезда. Низкая платформа – со скамейками, старинными фонарями, побеленными к лету стволами тополей. Как будто не вокзал мегаполиса, а провинциальная станция. Все как было раньше, когда встречали и провожали своих московских однокурсников, живущих в Риге. Только теперь на Рижском обходятся без долгих проводов, без шумных студенческих компаний, без шампанского «из горла» и опаздывающих пассажиров, запрыгивающих в поезд на ходу. И с однокурсниками-рижанами мы не виделись уже кучу лет.
Когда-то в Ригу невозможно было купить билеты в купейный вагон. Достать в плацкартный, сунуть проводнице десятку, чтобы ехать на третьей полке, – уже было хорошо. А сейчас мы чинно рассаживаемся по купе, и проводница с мягким акцентом: «Скорее всего вы будете ехать в купе вдвоем, как в СВ».
Столик накрыт, позвякивают бутылки с минералкой и латвийским пивом, лежит меню вагона-ресторана. Можно пойти, а могут принести прямо в купе. Махровые полотенца, кроватки застелены, пледы в пододеяльниках... Сколько мы не были в Риге? Последний раз в 93-м, только-только визы ввели. Их тогда были готовы ставить даже во внутренние российские паспорта. Так и живет в «серпастом» первая латвийская виза. А скоро его придется менять на «орластый» – и тогда уже ничто не напомнит о том времени, когда мы в Ригу ездили без виз.
До нашего пограничного Себежа поезд идет с остановками чуть ли не на каждой крупной периферийной станции. Кажется, что этому не будет конца, бесит. А как только проехали латвийскую границу – время понеслось, другая страна началась, иная жизнь, наверное. Хотя за окном мало что поменялось. Россия ли, Латвия ли – почему у нас вдоль железнодорожных путей всегда такой смурной пейзаж? Хибары с продавленными крышами, пьяные заборы, ржавое сельское хозяйство, паскудная жизнь. Не Германия. А дальше – рижские предместья, как подмосковный Долгопрудный: «хрущевки» и архитектурная жуть – панельные башни 70-х.
Центральный вокзал Риги реконструировали – к 800-летию города. Этакий дюссельдорфский Хауптбанхоф в миниатюре. А привокзальная площадь перекрыта – ремонтируют, значит. Ничего не узнать. Вообще в Риге, если говорить на чистоту, ничего не узнать. Хотя ничего и не изменилось.
Взять хотя бы такое место, как Ратушная площадь. Узнать ее при всем желании невозможно. Правильно. Потому что ее просто не было. На берег Даугавы Старая Рига выходила пустырем, облагороженным скульптурной композицией a la sovietique «Латышские стрелки» и зданием музея Революции. Пустырь сильно уменьшили в размерах и поделили на две площади. «Латышские стрелки» все также смотрят на Даугаву, за ними спрятался Музей оккупации (по-старому Революции), а уже ближе к собору Святого Петра полукругом, боком кося на «Стрелков», выстроился целый комплекс новоделов. Собственно здание Ратуши, восстановленный год назад купеческий Дом Черноголовых, еще что—то внешне евроремонтное и в центре сего новомодного окружения он – Роланд, символ свободы и закона. Такие статуи в XIV-XV веках были очень популярны в ганзейских городах и ими с удовольствием украшали ратушные площади. В стародавние времена Роланд стоял и в Риге. К 800-летию города решили вернуть. И хотя подлинный рижский Роланд сохранился до наших дней, латыши решили проявить немецкую бережливость – и водрузили на площади гипсовую копию. А оригинальная скульптура – в соборе Святого Петра: дождь на нее не каплет, птицы не гадят и историческое добро зря не пропадает. Даже сами рижане улыбаются.
А когда показывают гостям Старый город, вообще откровенно смеются. К 800-летию в Старой Риге так постарались, что откопали новые улицы. Например, Двор Конвента – бывшая закрытая зона психбольницы и, кажется, туберкулезного диспансера – теперь вполне «сообщающийся сосуд». Заложенные арки разложили по кирпичику, дворы, перекрытые решетками, сделали сквозными, а девять домиков постройки XIII века, где раньше обитали умалишенные советские граждане, превратили в единый гостиничный комплекс Konventa Seta. Про психбольницу туристам стараются не рассказывать, зато каждый постоялец знает, что здесь когда-то, до психов, жили монахини. Орден составляли главным образом вдовы. А еще в советские времена где—то здесь располагалась контора, куда оформляющиеся в загранпоездки рижане ходили за справками о психической вменяемости.
Вот так, чирикая и улыбаясь, элегантно поддерживая гостя за локоток, петляя по знакомым улицам неузнаваемой Старой Риги, выводят прямо к Русскому театру. И тут гость, уже заподозривший в себе традиционную туристическую болезнь – топографический кретинизм, начинает хлопать себя по ляжкам, улюлюкать и некультурно размахивать руками в радостном порыве узнавания. Сейчас мы сами все вам покажем (вот же он Кошкин дом!), расскажем (кто блистал десять лет назад на сцене Русского, ТЮЗа, Райниса и Упита) и еще кучу всего сочиним. Мы ничего не забыли: Домский собор, «Три брата», Рижский замок...
В какой-то момент вдруг обращаешь внимание на то, что практически нет машин. Их ведь тьма-тьмущая и в Старом Таллине, и в Старом Вильнюсе, а здесь – единицы. Въезд в старую часть Риги – платный. Можно за $1.000 купить абонемент на полгода, а одноразовое посещение – 5 латов ($10). К нововведению рижане относятся неоднозначно. С одной стороны, когда девять месяцев в году идет дождь и лужи по колено, без авто под боком очень неудобно. С другой, нет пробок, можно спокойно гулять... В общем, как—то так, неоднозначно.
Кстати, у рижан, что ни спросишь, все – как—то так. Пожалуй, однозначно они относятся только к своему президенту. Однозначно с чувством нежности, столь не характерным в отношениях между гражданином и государством, человеком и властью.
Первым нас огорошил своим чувством к президенту менеджер гостиницы. Проезжая мимо Рижского замка, где сейчас располагается резиденция Вике-Фрейберге, он мурлыкнул: «А здесь девочка наша живет». И дополнил: «Королева-мать». Офигительно. Чтобы когда-нибудь мы, объезжая по набережной Кремль, могли сказать: «Здесь наш мальчик живет. Царь-батюшка». А потом о своей «девочке» говорили обычный таксист, ведущий театральный критик Латвии, преуспевающий руководитель турфирмы, отельный портье, бармен, продавщица на рыбном рынке. И мужчины, и женщины, и латыши, и русские, люди разного достатка и социального положения.
Им за это что – тринадцатую зарплату дают? От налогов освобождают? А, может быть, кругом «жучки» и сексоты? Или же в них до сих пор сидит это наше имперско-советское холопство, любовь раба к хозяину? Наверное, это чувство объясняется достаточно простыми вещами. «Ей от нашей страны ничего не надо. Она хорошо воспитана, образована, богата. У нее есть все, чего нет у нас, чего мы долгое время были лишены. У нее есть чувство собственного достоинства. Она приехала из другого мира и может посмотреть на нашу жизнь со стороны. К тому же по образованию она психолог. Немножко доктор. Она нас лечит. И первые ее «пациенты» – члены сейма», – примерно так объясняли свое отношение к госпоже президенту наши старые рижские друзья и новые знакомые. Конечно, было бы неправдой сказать, что граждане Латвии все как один любят Вике-Фрейберге. Веселый таксист заметил: «Против нее те, кто тоскуют по сильной руке».
За памятником Свободы начинается Новая Рига. Памятник Свободы, как нулевой меридиан, как точка отсчета, от которой отходят горизонтали и вертикали времени. 14-километровая Brivibas (бывшая улица Ленина, Сталина, когда-то Петербургская, Александровская, Гитлерштрассе) берет начало в парадном Старом городе и, если не уклоняться в стороны, по ней можно прорезать город насквозь. По Brivibas – как по горизонтальному вектору времени. Длинные прямые улицы, бульвары, парк «Эспланада». Как Айя-София в Стамбуле, огромный православный храм Рождества Христова. Помните, при совке здесь был планетарий? Как—то утром в 1962 рижане проснулись, а крестов на храме нет: их срезали ночью, быстро и тихо, и вывезли на грузовиках. Богатый рижанин, ныне живущий в Берлине, подарил иконостас, на его деньги были отлиты и колокола. Действует теперь храм, и новые кресты на куполах.
А это что за Большой театр? Обомлеть можно: Латвийская национальная опера после реконструкции. Как только в стране появились первые свободные деньги на культуру, их сразу вложили в Оперу. Денег хватило не только на то, чтобы отремонтировать старое здание, но и пристроить новый стеклянно-бетонный комплекс. Надо отдать должное: архитекторы были деликатны. Теперь Опера – фешенебельная открытка Риги. Поход в Оперу (бывший Немецкий театр) обязательная часть туристической программы всех приезжающих в Ригу иностранцев – немцев, американцев, скандинавов, финнов... И ведущим мировым голосам звучать на ее сцене не зазорно.
Рижане охотно показывают свой город, но каждый «экскурсовод» выбирает свою историческую точку, откуда лучше всего видна современная Рига. Любители порассуждать о былой ганзейской славе начинают с колокольни собора Святого Петра.
Отсюда Рига кажется им больше, чем есть на самом деле, величественнее, значительнее, богаче. Обязательно вспомнят, что когда-то у Латвии были собственные колонии на Тринидаде и Тобаго. А во времена, когда Латвия входила в состав Российской империи, Рига была самой раскаленной торговой точкой страны. Отсюда караванами отправляли дальше в Россию все самое вкусное и модное, чем могла удивить Европа. Здесь же проворачивались весьма рискованные торговые махинации, здесь был самый искусный центр подпольных мастерских по производству подделок. Левый товар, что в XX веке ходил по России под брендом «Сделано на Малой Арнаутской», в XVIII-XIX веках был «Сделано в Риге». Существует даже такая легенда, что «Рижский бальзам» – не что иное как результат подпольных махинаций рижских «химиков». Алкогольная смесь радикально черного цвета – самый лучший пример «сделанного в Риге».
Вечером на 26-м этаже гостиницы «Латвия», год назад полностью реконструированной и превращенной в четырехзвездочный Reval Hotel Latvija, открывается еще одна «смотровая площадка» Риги. Бар Skyline – одно из самых модных городских заведений. Сюда приходят смотреть и показывать Ригу в контексте приближающегося вступления страны в Евросоюз. Официантка принесла меню на английском: изысканные коктейли, деликатесные закуски. Техно-дизайн, разноязыкая публика. За столиком слева говорят о поступлении в Оксфорд, справа – о каникулах в Берлине. Молоденькая барышня-мышка в тонкооправных очечках шепчет на ушко молодому человеку о Каннском фестивале.
Публику у барной стойки волнуют последние скидки на билеты в Лондон. О былом ганзейском величии не вспоминают и «Рижский бальзам» не пьют.
Найти свободное место в Skyline – большая удача. Не меньшая везуха вообще где-нибудь вечером пристроиться. Какая, должно быть, богатая на развлечения ночная жизнь Риги. Не даром знакомый вильнюсец любит поехать на пару дней в Ригу – размахнуться, загуляться по-парижски. Но, прогуляв три часа по ночному городу и так нигде и не притулившись, понимаешь: увеселительных заведений в Риге не хватает. Тихая, спокойная ночная Рига так располагает к тому, чтобы плавно перетекать из кабачка в трактир, из кофейни в паб, из пивнушки в ресторацию. Но всюду – «мест нет», reservated. Толи туристов слишком много, толи заведений мало? Ночь закончили в каком-то заштатном псевдоамериканском кафетерии в духе Дэвида Линча. Если бы в забегаловку вломились линчевские дураки-грабители и стали «брать» пустую кассу, мы бы не удивились.
«Так вам и надо», – сказал нам один из завсегдатаев рижских клубных тусовок. – «Нечего ходить по театрам. Так вы вообще никуда не успеете и жизни не узнаете».
Рижский Новый театр – еще одна и, может быть, самая объективная точка, с которой надо смотреть современную Ригу. Мы не хотели идти в театр: слишком мало у нас времени в Риге, чтобы тратить почти четыре часа да еще на «Ревизора». Но с тем человеком, который пригласил нас, можно идти не только в театр – в разведку. Мы вместе учились, мы не виделись тысячу лет, хотелось засесть в каком-нибудь кабаке, выпивать, рассказывать друг другу о своей жизни, о жизни общих знакомых, вспоминать. И чтобы никто не мешал. Потому что завтра – в поезд, и когда мы опять встретимся, бог знает. Пошли, чтобы только не обидеть.
Вокруг все уже не так шикарно. Между реставрирующимися доходными домами начала XX века в югендстиле, на первых этажах которых уже блещут стеклянными витринами бутики мировых домов моды, – деревянные чудаки столетней и двухсотлетней давности. Из них когда-то состояло все рижское предместье. Девять раз его сжигали. Последний костер горел по случаю приближения наполеоновских войск. Ими жертвовали всегда, когда Риге грозила опасность, и, чтобы защитникам города было хорошо видно во все четыре стороны, их не жалели. Как культурная ценность деревянная Рига охраняется государством. В то же время большинство «деревяшек» сейчас в частной собственности. Кто их будет ремонтировать, кому они нужны? Деревянные дома, как чеховские фирсы, – хранители города, но, как все старики, очень обременительны.
В здании Нового театра располагался первый латвийский театр. Примерно сто лет назад. Разночинская инициатива. У него и сегодня совсем демократичный вид. Туристов сюда не водят. Без люстр и канделябров, плюша и позолоты. На сдержанный, но современный дизайн тоже денег нет. Зато билеты надо заказывать за месяц. Полный зал, нам приносят стулья из администраторской. Зачем, ну зачем нам надо было идти на «Ревизора»?
С колокольни собора Святого Петра или из панорамных окон модного бара Рига получается, как на парадных портретах. Brivibas или Старый город – открыточный вариант жизни. Можно положить в конверт и послать другу, живущему в Москве, Берлине, Нью-Йорке... Пусть полюбуется, вспомнит, купит билет и приедет. Можно и Рижскую оперу запечатать в конверт, и памятник Свободы, и Эспланаду, и Бастионную горку – все можно отправить по почте, включить в рекламный буклет, зашарашить в видеоролике. И чтобы получить удовольствие от Риги, вполне достаточно увидеть только блистательные символы города.
Турист – не ревизор, перед ним не надо отчитываться по налогам, сборам и растратам. Его можно вкусно накормить, как это всегда умели делать в Риге, и положить спать в хорошей гостинице, коих здесь уже предостаточно. И все будут довольны. А «Ревизор»? Да зачем вам это. Рижане поставили этого страшного до слез и веселого до ужаса «Ревизора» для себя. Чтобы видеть свою жизнь не с колокольни храма и не из окон ресторана, не сверху, не с высоты, когда не видно деталей, и не со стороны, когда все – все равно. Новый рижский «Ревизор» – неэкспортный, несувенирный вариант Риги. Вряд ли с этим спектаклем имеет смысл гастролировать по миру. Но нам его увидеть надо.
Латвия ли, Россия ли – мы знаем друг о друге больше, чем надо. Знаем так давно, что нам нечего стыдиться – бедной интеллигенции, старушек, продающих на улицах жалкие букеты, секьюрити в ресторанах, гипсовых роландов и чугунных петров, городничих, почмейстеров, хлестаковых и ревизоров. Мы—то уж точно поймем, о чем это.
Поезд на Москву опаздывал в отправлении: состав подали на перрон тогда, когда он должен был уже полчаса как ехать. Но мы не обиделись. Если бы он опоздал на сутки, было бы еще лучше. Потому что тогда мы бы продлили визу, опять обзвонили всех рижских друзей, еще раз сходили на рынок (купили еще больше рыбы), забурились в кафе – мы бы нашли, чем заняться. Но даже при таком счастливом стечении обстоятельств нам бы опять не хватило времени.
[ "
iностранец" Елена АНОСОВА, Ада ШМЕРЛИНГ (N15 от 23.04.2002) ]