Агент Бронюс и все-все-все

Об этом сообщил недавно Центр по исследованию геноцида и сопротивления жителей Литвы. Почему сообщение появилось именно сейчас? Все просто: Центр завершил работу по выявлению и обнародованию имен бывших агентов КГБ в республике. Установили 1700 человек. Банионис — последний в списке.

Как советские спецслужбы работали в Литве. Исторический экскурс Леонида Млечина

Назван оперативный псевдоним Баниониса — «Бронюс». Известна дата вербовки: 1970-й («для использования в наших мероприятиях в борьбе с идеологическими диверсиями противника»). И время исключения из агентурной сети: 1974-й (в тот год Баниониса избрали депутатом Верховного совета Литвы). Нет собственноручно написанного им обязательства работать на комитет. Нет самих донесений. Только запись в секретном журнале регистрации личных дел и справка паневежского горотдела КГБ: агент, находясь в США, «установил контакты с некоторыми литовскими эмигрантами, которые нас интересовали, и представил их характеристику».

В нашей стране это сообщение, похоже, мало кого удивило. Ведь Донатас Банионис блистательно исполнил главную роль в классическом фильме о советских разведчиках — «Мертвый сезон». Он вспоминал, как в 2001 году его специально включили в правительственную делегацию Литвы, которая ехала в Москву, и как в Кремле президент страны Валдас Адамкус представлял Путину членов делегации. Владимир Владимирович уважительно заметил, что Баниониса ему представлять не надо: «Вы — мой "крестный отец"»! И рассказал, что пошел в разведку, посмотрев школьником «Мертвый сезон».

При этом, однако, Донатас Банионис чудесно сыграл и врага советской власти в столь же популярном некогда фильме — «Операция "Трест"». И еще лучше — человека, оказавшегося между молотом и наковальней, в прекрасной ленте Витаутаса Жалакявичюса «Никто не хотел умирать» о трагедии послевоенной Литвы. Да, в советские времена Баниониса сделали членом ЦК компартии Литвы и депутатом Верховного совета республики. Но был ли он советским человеком?

Он начал играть в театре еще в независимой Литве. Летом 1940 года пришла Красная армия. Через год Литву оккупировал вермахт. В 1944-м советская власть вернулась. На склоне лет Банионис еще застал возвращение независимости. Так вот, когда читаешь его воспоминания, возникает ощущение, что спокойнее всего работалось при немцах — те не лезли в театральные дела...

Мы с литовцами много десятилетий жили в одной стране. Но плохо представляем себе их жизнь...

Народный артист СССР Донатас Банионис

Сюрпризы агентурной картотеки

Первым распознали агента по прозвищу Юозас. Неприятное открытие: осведомителем КГБ оказался Виргилиюс-Юозас Чепайтис, один из лидеров движения за независимость Литвы, председатель парламентской комиссии по гражданским правам и национальным вопросам, главный инквизитор, посвятивший себя поиску скрытых агентов Москвы. Ему пришлось уйти из парламента.

Следующей жертвой стала «янтарная леди» — обаятельная женщина, которая была символом независимой республики, премьер-министр Литвы Казимера-Дануте Прунскене. Правительственная газета «Летувос айдас» поместила факсимиле подписки о сотрудничестве:

«Я, Прунскене Казимера-Дануте Прано, согласна помогать органам государственной безопасности решать некоторые интересующие их вопросы. Все, что мне в связи с этим будет известно, обещаю хранить в строгой тайне. Документы буду подписывать именем "Шатрия"».

В советское время Прунскене работала в Институте экономики сельского хозяйства, затем возглавила Институт повышения квалификации руководящих работников и специалистов народного хозяйства. Она не отрицала, что приходилось иметь дело с КГБ:

— В определенных обстоятельствах контакт с КГБ был неизбежен. Это было связано с моей длительной заграничной командировкой. Если бы я не собиралась писать докторскую диссертацию, да еще и на основе западного опыта, моя дорога вряд ли бы пересеклась с людьми из КГБ.

Все знали, что нелады с КГБ могут разрушить карьеру, лишить возможности ездить за границу. Личные отношения с сотрудниками госбезопасности создавали некий запас прочности. «Это было просто неизбежно»,— вздыхала потом Прунскене. Попала в ловушку.

Но в ловушку попадали только те, кто этого хотел, кому приманка была важнее всего остального, кто ради карьеры и в агенты шел. Выявление настроений в среде национальной интеллигенции в республиках и целенаправленное влияние на них было одним из приоритетов КГБ. Тем более в Литве — республике, считавшейся ненадежной, с сильными националистическими настроениями. И молодой доктор наук Казимера Прунскене, чей характер, воля, умение ладить с людьми помогли ей делать карьеру, и переводчик Виргилиюс Чепайтис, вращавшийся в интеллигентских кругах с полудиссидентскими настроениями, были интересны Комитету госбезопасности.

КГБ Литвы ставил задачу перед оперативным составом: «Принять меры к укреплению агентурного аппарата за счет новых вербовок агентуры из числа научной, творческой и медицинской интеллигенции, преподавателей. С этой целью подготовить и провести вербовки новых агентов: в Академии наук, в издательствах художественной, политической и научной литературы, в киностудии, из числа писателей и художников». Выступая на совещании в КГБ Литвы, хозяин республики Снечкус объяснял чекистам:

— Необходимо раскалывать литовскую эмиграцию, привлекать ее на свою сторону, вносить колебание в ее ряды. Это надо делать путем контрпропаганды, туристических поездок. Правильно товарищи говорили, что нужно лучше отбирать туристов.

Для контактов с эмиграцией понадобился и популярный актер Донатас Банионис, которому после возвращения из загранкомандировки приходилось писать отчет о том, как он рассказывал эмигрантам об успехах Советской Литвы. Он жил в городе Паневежисе, где играл в драматическом театре. В паневежском горотделе КГБ служило полтора десятка оперработников. Работали они в основном «по пятой линии» — «противодействовали идеологически враждебному влиянию»: следили за «националистами» и духовенством, выявляли связи паневежцев с иностранцами.

Донатас Банионис в роли разведчика Константина Ладейникова ("Мёртвый сезон", 1968 год)

Чепайтис уверял, что встречался с сотрудниками госбезопасности и писал им записки только ради того, чтобы КГБ правильно информировал Москву о происходящем в республике. Он, верно, воображал, что беседует с сотрудниками КГБ на равных, и работавшие с ним чекисты наверняка поддерживали в нем это убеждение. Демонстрировали глубокий интерес к национальному возрождению:

— Вам нужно информировать Москву о процессах в республике. Помочь вам можем только мы. Передайте через нас то, что вы хотели бы сказать политбюро. А без нашего содействия вас задавят...

Традиционный вербовочный прием, которому будущих сотрудников специальных служб учат в закрытых учебных заведениях. Все это походило скорее на дружескую беседу с приятными и обходительными людьми, которые интересовались здоровьем, домашними делами, не забывали поздравлять с праздниками и не упускали случая сделать подарок. Но, вернувшись в служебный кабинет, оперативный работник писал подробный рапорт, который начинался словами: «Источник такой-то сообщил...»...

...Ранней осенью 1988 года я проехал по всей Прибалтике и был потрясен увиденным: Литва, Латвия и Эстония бурлили и требовали независимости, а в Москве об этом и не подозревали. Местные партийные работники и даже сотрудники республиканских КГБ присоединялись к национальным движениям. Когда я прочитал в эстонской газете сообщение о том, что горотдел КГБ в Тарту в полном составе поддерживает Народный фронт, стало ясно: балтийские республики фактически уже ушли из СССР.

Мой главный редактор, съездив в ЦК, сказал:

— Твои статьи положили на стол Горбачеву.

Хорошо помню, что я тогда подумал: неужели руководство страны о происходящем в Прибалтике от меня узнало?

В позднесоветское время система территориальных органов госбезопасности охватила всю страну — чекисты обосновались даже в практически необитаемых районах, где не только иностранных шпионов, но и собственных граждан практически не было. Начальник крупного областного управления в своем кругу сокрушался:

— В такой области хоть бы один шпион попался!

Мощный аппарат КГБ пронизывал все структуры экономики и общественной жизни. В каждом министерстве, ведомстве, научном и учебном заведении сидели офицеры действующего резерва. Гигантский механизм создавал ощущение полного контроля над страной. Работу оценивали по количественным показателям: наличие дел оперативного учета по шпионажу, по измене Родине, по антисоветской агитации и пропаганде...

— Не пойдешь в отпуск,— предупреждал начальник опера,— пока не заведешь дело по шпионажу.

И заводили, то есть придумывали.

Не было главного — привычки и умения анализировать реальное положение дел в стране. Докладывали то, что начальство желало слышать. Поэтому все, что происходило в перестроечные годы, оказалось сюрпризом для комитета. Ни предугадать ход событий, ни помочь руководству страны не могли! А настроения в национальных республиках не понимали. И выяснилось, что чекистский аппарат — вовсе не монолит: интересы своей республики важнее верности Москве.

Когда в январе 1991 года попытались силой установить контроль над Вильнюсом, сотрудников КГБ Литвы даже не предупредили о готовящейся чекистско-войсковой операции — республиканскому комитету не доверяли. Люди погибли, а операция провалилась... Присланный из России первый зампред КГБ Литвы генерал Станислав Цаплин назвал штурм телебашни «глупостью». Высоко ценимый в Москве председатель комитета, молодой генерал Ромуальдас Марцинкус сдал дела. Человек 70 литовских чекистов в знак протеста сразу уволились из КГБ.

А что они умели? На конспиративной квартире инструктировать Донатаса Баниониса, как ему вести себя во время поездки в Америку, чтобы помочь комитету «обезоружить» самых опасных врагов советской власти — престарелых литовских эмигрантов...

Леонид Млечин

Читать полностью

Фото - фотоархив журнала "Огонёк"